Книга Жизнь под обрез [сборник] - Николай Иванович Леонов

Николай Леонов, Алексей Макеев

Жизнь под обрез

Николай Леонов, в прошлом следователь МУРа, не понаслышке знал, как раскрываются самые запутанные уголовные дела. Ставшая классической серия «Черная кошка» насчитывает более 200 книг, вышедших тиражом в десятки миллионов экземпляров

* * *

«Есть книжные серии, которые живут десятилетиями. «Черная кошка» — одна из них. Я помню лихие девяностые, когда в свет вышли первые тома в оригинальной терракотовой суперобложке. Прошли годы, а один из моих любимых сыщиков — великий Лев Гуров — все так же поражает читателей своим великолепным умом, выдержкой и ледяным спокойствием. Прекрасные сюжеты. Бурная фантазия. Непредсказуемые повороты…»

Александр Бушков

Жизнь под обрез

Ата — злой дух раздора и проклятия, который, ослепляя разум и сердца людей, заставляет их совершать безрассудства и преступления.

Ата в переводе с древнегреческого языка — «преступление, несчастье, ослепление, беда».

Пролог

— Ну и где ты была? — Голос мужчины не просто выражал недовольство — он таил в себе угрозу. — Ты понимаешь, что ты наделала? Я всю ночь волновался. Звонил тебе. Хотел уже бежать в полицию.

Казалось, каждая клеточка во всем его теле дышала гневом. Он наотмашь ударил женщину по лицу. Из ее носа потекла кровь, но женщина лишь вытерла ее тыльной стороной ладони и, испуганно посмотрев на мужа, тихо сказала:

— Зачем ты так? Ты ведь ничего не знаешь.

— Не знаю, — согласился мужчина. — Вот ты мне и расскажи. Только если начнешь врать, то я сразу об этом узнаю. Ты же знаешь, что я тебя насквозь вижу. Знаешь?

— Знаю… — Молчание, потом судорожный всхлип, и слезы побежали по щекам черными потеками туши.

Мужчина, увидев слезы, приподнял бровь, словно бы удивившись этой ее реакции, а потом черты его лица разгладились, и в глазах появилось нечто похожее на вину.

— Пойдем, ты все мне расскажешь. — Он взял ее за руку и повел в спальню.

Он усадил жену на кровать, а сам сел рядом на небольшую оттоманку.

— Успокойся, — почти ласково сказал он и протянул ей салфетку, которую достал из коробки, стоящей на прикроватной тумбочке.

Женщина старательно вытерла слезы и кровь, все еще шедшую из носа, и судорожно вздохнула.

— Меня изнасиловали, — тихо сказала она и, испуганно посмотрев на мужа, сжалась, словно ожидая, что он снова ударит ее.

Он молчал и только пристально смотрел на нее. Молчание затягивалось, и женщина снова расплакалась.

— Как это? — наконец прервал молчание мужчина. На этот раз голос его звучал растерянно, как у маленького ребенка.

Женщина не ответила и спрятала лицо в ладони, словно стыдясь своего признания. Плечи ее тряслись от сдерживаемых рыданий.

Муж притянул жену к себе, крепко прижал к груди ее голову и успокаивающе стал гладить по растрепанным волосам. Он любил ее волосы… Любил ее всю — от кончиков пальцев ног до самой макушки. Он зарылся лицом в ее волосах, вдохнул ее запах и отпрянул. Запах был чужой. Пахло потом, какими-то вонючими сигаретами и еще чем-то неприятным и сладковато-кислым.

— Расскажи мне все.

Он отстранился от жены, встал и начал нервно ходить по комнате. Три шага в одну сторону — разворот, три шага обратно — опять разворот. Вместо ответа женщина начала раздеваться, а когда разделась донага, мужчина невольно встал и залюбовался ею. Ее тело было сродни телу богини. Оно было настолько красиво, что мужчина даже на мгновение забыл, какие откровения он должен был услышать от жены. Он невольно, на уровне какого-то животного инстинкта, протянул руку и пальцами коснулся шеи жены. Та вдруг испуганно посмотрела на него и отшатнулась. Мужчина нахмурился.

— Говори, — приказал он, и его тон ясно давал ей понять, что он не потерпит никаких возражений и требует от нее полного отчета.

И она рассказала ему все, как было. Гнев застлал ему глаза, и он мысленно поклялся себе, что отомстит за поруганную честь жены.

1

Бабье лето было, пожалуй, самым любимым временем года оперуполномоченного уголовного розыска полковника Льва Ивановича Гурова. Яркие краски осени, последние теплые и солнечные дни, синие, словно вымытые ангелами, небеса — все это настраивало на романтический лад. Хотелось слушать красивую музыку, бродить по парку и шуршать листвой, кормить белок и любоваться астрами и хризантемами. Но… Работа, как и всегда, не позволяла ему расслабиться.

Вот и сегодня Лев Иванович входил в Главное управление Министерства внутренних дел по России, где он служил уже почти тридцать лет, с чувством тревоги и ожидания. В руках он нес подарок для секретарши своего начальника — Верочки, у которой накануне, в воскресенье, был день рождения.

Подарок для Верочки выбирала Мария — жена Льва Ивановича — красавица и ведущая актриса одного из столичных театров. Мария давно уже не просто смирилась с довольно опасной профессией мужа, но и приняла ее как неизбежное. Она знала практически всех его сослуживцев. А с напарником Гурова Станиславом Крячко и его супругой Натальей они много лет дружили семьями. Нередко к их компании примыкал и непосредственный начальник Гурова и Крячко — генерал Орлов Петр Николаевич.

Верочка уже много лет была незаменимой помощницей начальника Главка и выполняла свою работу настолько хорошо, что Петр Николаевич ни за что не желал с нею расставаться. Любили и уважали Верочку и все остальные сотрудники главного управления. Верочка была симпатичной, скромной и улыбчивой, ей несколько раз делали предложения руки и сердца, но она всем отказывала. И причиной отказов был Лев Иванович, к которому Верочка была неравнодушна и в которого была втайне влюблена все эти годы. Хотя тайна эта была очень даже явной, никто в отделе вслух об этом не говорил из уважения к Верочке.

Мария, конечно же, тоже знала о тайной страсти Верочки и была к ней снисходительна, приветлива и внимательна. Именно она всякий раз напоминала мужу, когда у Верочки день рождения, и сама подбирала для нее подарок. И как ни было это удивительно для Льва Ивановича — всегда угадывала. Всякий раз, когда Гуров вручал секретарше Орлова подарок и говорил Верочке что-то приятное, как и положено говорить в таких случаях, она краснела, смущалась, а распаковывая подарок, смущалась еще больше. Но Лев Иванович при этом всегда замечал, каким восторгом загорались Верочкины глаза, когда она